Мои Титьки

Странно, правда?

Серо-синий октябрьский вечер, скучно. Рабочий телефон молчит, мы сидим на квартире, где живут девчонки.
- Ничего, и так все лето без рекламы работали, - утешает Настя. - Завтра визитки напечатают, обклеиваться поедем.
Это значит — будем лепить, подпрыгивая, чтоб повыше, на столбы листочки с номером телефона. Без подписи - всем и так понятно, что это скорая помощь ошалевшим.
В одиннадцатом часу телефон просыпается:
- Гостиница. Поехали!
Надо одну. Клиент, молодой мужчина в светлой куртке, стоит на крыльце и смотрит, как мы поднимаемся по ступенькам.
- Ее, - показывая на меня. Остальные разворачиваются и уходят, Настя подходит ближе, берет у него деньги и, пересчитав, говорит мне, - На семь часов, до шести утра.
Я молча иду за клиентом по вестибюлю советских времен — ковровые дорожки, полированные панели, пальмы в кадках. Он тоже молчит. Входим в двухместный номер, в котором расправлена только одна кровать, а на письменном столе лежит пистолет.
- Пистолет не трогай, - говорит он негромко, запирая дверь.
- Не беспокойся, я стрелять не умею.
Беглая его улыбка.
- В гостинице очень холодно. Поэтому я тебя позвал. Просто раздевайся, ложись и спи. Мне от тебя ничего не надо.
- Мы поместимся? - сомневаюсь я. Кровать тоже советская, узкая.
- Поместимся. Я у стены лягу. Пытался один заснуть — вообще невозможно.

Сняв куртку, понимаю, что он прав и в номере градусов 10, не больше. Притрагиваюсь - батареи чуть живые. Он раздевается, аккуратно складывает одежду, перемещает пистолет на прикроватную тумбочку, выключает свет, ныряет под одеяло с головой. Я следом.
Волглое казенное белье, его ледяные ступни и колени, перемешанные с моими — я лежу спиной к нему, головой на нижний краешек подушки, потому что он выше меня ростом; холодная его рука между моих грудей, не касаясь их, сжата в кулак, но я кладу свою ладонь поверх — - Спокойной ночи, - шепчет он в мои, идиотского ирисового оттенка, волосы.
- Доброй ночи, - отзываюсь я.
Теперь надо очень медленно и неглубоко дышать — и считать так же медленно, на выдохе — до двадцати. И не шевелиться. Если шевельнулся, начинать считать по новой. Это мой способ быстро засыпать и ни о чем не думать в любой, даже непривычной обстановке.
Инстинктивно он перенимает редкий ритм моего дыхания, его строгое — ни грамма лишнего — и в тоже время холеное тело излучает спокойствие и ровное тепло, хотя ноги все еще холодные .
Моя третья попытка сосчитать до двадцати, кажется, удалась — восемнадцать... Мельком подумав — странно, мне никогда не нравились светловолосые — я уже следую за первым облачком сна — неяславные — нет такого слова в реале, значит всё, спууу...на левом боку. Никогда! Ни разу! Мое сердечко против, оно тяжело и возмущенно стучит. Поворачиваюсь к своему партнеру, и мне некуда девать ногу, только закинуть ему на талию.
- Тебе удобно? - он чуть поднимает голову от подушки, подстраиваясь под меня.
- Конечно.
- Сколько тебе лет?
- 28. Через 3 дня будет.
- Мне 32. Давно ты тут?
- Недавно, - я в реке его легкого дыхания.
- А так кто?
- Если бы закончила институт, в дипломе было бы — редактор теле и радиовещания.
- Дурочка. Спи, - он поправляет одеяло за моей спиной и целует самый краешек губ.
Неожиданно я отвечаю — так чисто, так сладко. Знаю, что нельзя целоваться с клиентами в губы, но в этом белом холоде нет ни запретов, ни страхов, ни недоверия. Я удивлена, что кто-то — у меня вообще не было мужчин, кроме мужа, до этой работы — может так просто и быстро вызвать у меня симпатию и нежность. Он совсем не моего типажа — неяркий, сдержанный, гибкий (а меня цепляют бойкие и крепко сбитые, как кавказские овчарки, парни) — боже мой, что я делаю, зачем так ласкаюсь, закрыв глаза, и дарю себя без защиты.
- Ты не боишься?
- Нет.
- Я чистый.
- Я тоже.
Я впервые так поступаю за все это время. Впервые искренна. Без надежд, без ожиданий. Может быть, потому, что не обязана спрашивать взглядом — тебе нравится то, что я делаю? Просто тянуться выше и выше — навстречу ему, до его предела, до разрядки и благодарного покоя. Остальное неважно.
Высокий потолок гостиницы, построенной на фундаменте разрушенного храма, сквозь не задернутые шторы беззвучный отсвет фар скользящих мимо машин... а потом сон.
Просыпаюсь от стука в дверь. Утро, что ли? Открываю: Дианка.
- А, разряжен, наверное.
Оглядываюсь — клиент спит, повернувшись к стене. Или делает вид, что спит.
- Давай бегом, у нас заказ. Ты тоже нужна.
- Сейчас оденусь. Иди.
- Я тут подожду тебя.
Кажется, у нее четкие инструкции на этот счет. Например, чтоб я не оставила ему свои координаты для дальнейшего общения.
Что ж, собравшись куда быстрее армейских 45-ти секунд, выбегаю следом за Дианкой из гостиницы. Если захочет увидеть еще, он знает, как меня найти. Но я так же четко знаю, что этого не произойдет.
На деньги за этот заказ я купила красивые сапоги, черные с красным кантом, легкие и изящные. Все время, пока их носила, помнила об этом мужчине. А потом другие впечатления и другие мужчины стерли эту алую ленту в осенней ночи. Они завораживали меня иначе — кто умом, кто социальным положением. Но никто больше не касался так легко и свободно моего сердца уверенной прохладной ладонью.
Странно, правда?
  • Оценить Нравится2

Ваш комментарий
Имя: *